Неточные совпадения
Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича),
вспомните, милостивый государь, — повторил он с ожесточением, —
английских аристократов.
Он
вспомнил, что в каком-то
английском романе герой, добродушный человек, зная, что жена изменяет ему, вот так же сидел пред камином, разгребая угли кочергой, и мучился, представляя, как стыдно, неловко будет ему, когда придет жена, и как трудно будет скрыть от нее, что он все знает, но, когда жена, счастливая, пришла, он выгнал ее.
Самгин не удивился, встретив у Елены человека в форме
английского офицера, в зубах его дымилась трубка, дым окутывал лицо голубоватой вуалью, не сразу можно было
вспомнить, что это — мистер Крэйтон.
Еще досаднее, что они носятся с своею гордостью как курица с яйцом и кудахтают на весь мир о своих успехах; наконец, еще более досадно, что они не всегда разборчивы в средствах к приобретению прав на чужой почве, что берут, чуть можно, посредством
английской промышленности и
английской юстиции; а где это не в ходу, так
вспоминают средневековый фаустрехт — все это досадно из рук вон.
Конечно, и Чаадаев, о котором в связи с
Английским клубом
вспоминает Герцен в «Былом и думах», был бельмом на глазу, но исключить его было не за что, хотя он тоже за свои сочинения был объявлен сумасшедшим, — но это окончилось благополучно, и Чаадаев неизменно, от юности до своей смерти 14 апреля 1856 года, был членом клуба и, по преданиям, читал в «говорильне» лермонтовское стихотворение на смерть Пушкина. Читал — а его слушали «ничтожные потомки известной подлостью прославленных отцов…».
Скоро ушел и капитан, приказав Володе не забыть занести в шканечный журнал о том, что «Коршун» проходил мимо острова капитана Ашанина, и Володя, взглянув еще раз на «дядин» остров,
вспомнил милого, доброго старика, которому так обязана вся его семья, и представлял себе, как обрадуется дядя-адмирал, узнавши, что в
английских лоциях упоминается об островке его имени.
Недели через две по прибытии в Рим, тщетно отыскивая средств достать денег, принцесса
вспомнила об
английском посланнике Гамильтоне, который с такою любезною предупредительностью выхлопотал ей в Неаполе паспорт.
Это был тот Фехтер, который после блестящей карьеры в Париже вдруг превратился в
английского артиста,
вспомнив, что он в детстве жил в Англии, и считал себя настолько же англичанином, насколько и французом.
После отъезда государя из Москвы, московская жизнь потекла прежним обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было
вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены
Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву.
Он
вспомнил свой
английский паспорт, тот коверканый язык, которым говорил все последнее время, и то, что теперь забыл притвориться как следует, и снова покраснел. И, уже нахмурившись несколько, с сухой деловитостью, в которой чувствовалось утомление, взял девушку под локоть и быстро повел.
«Cette armée russe que l’or de l’Angleterre a transportée des extrémités de l’univers, nous allons lui faire éprouver le même sort (le sort de l’armée d’Ulm)», [«Эту русскую армию, которую
английское золото перенесло сюда с конца света, мы заставим ее испытать ту же участь (участь ульмской армии)».]
вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы.